Как назвать финансиста, который ищет железные законы человеческого поведения? Не иначе, как человеком с тяжелым случаем "физической зависти".

Именно такой странный диагноз из области психических расстройств поставил Эндрю Ло, профессор финансового инжиниринга. По его мнению недуг поражает банкиров и экономистов. Среди симптомов: отчаянные поиски предсказуемости и определенности, присущей точным наукам. Начиная, как минимум, с 18 века, экономисты активно заимствовали понятия из физики, примеряя на себя все, начиная с термодинамики и принципа "сохранения энергии", и используя полученные знания для лучшего понимания макроэкономики и создания причудливых производных инструментов. Однако мировой финансовый кризис, судя по всему, заставил финансистов пойти еще дальше в своих научных изысканиях. Теперь они пытаются понять, что пошло не так, и как повысить стабильность банковской системы в будущем. В результате, они развивают у себя "биологическую зависть". Банкиры и финансовые экономисты общаются с математиками и биологами, изучая устойчивость на примерах естественных экосистем - от рыбоводства и лесоводства до распространения болезней. Конечно, дело не только в чисто научном интересе. Эндрю Холдейн, исполнительный директор по вопросам финансовой стабильности в Банка Англии, считает, что структуру регулирования банковской системы можно формировать на основе этих исследований, которые рассматривают финансы, как "сложную адаптирующуюся систему", как живую экосистему. Возможно, результаты исследований помогут определить, насколько она стабильна и сможет ли пережить новый финансовый кризис без таких неприятностей, как Lehman Brothers, а также без необходимости вливать сотни миллионов долларов государственных денег в систему для предотвращения коллапса. Некоторые политические выводы уже очевидны. Один из них заключается в том, что банковская система в определенный момент стала слишком сложной и однородной. Проблема в том, что за последние 20 лет или около того почти все крупные банки, работающие на международных рынках диверсифицировали свои активы и риски, делая акцент на сложных (и непрозрачных) финансовых инструментах. Они диверсифицировали также свои направления деятельности, что привело к чрезмерной взаимозависимости и не пошло на пользу банковской системе.

"С точки зрения отдельных компаний эти стратегии выглядели вполне адекватной попыткой снизить риски: не хранить все яйца в одной корзине", - отмечает Холдейн. "Однако, если взглянуть на тенденцию в масштабе системы, становится ясно, что подобные действия привели к обратному результату: яиц становилось больше, а корзина быстро изнашивалась, кроме того, росло количество тухлых яиц". Математики-экологи могли бы предсказать подобный исход, если бы знали, что происходит в мире финансов. Им ведь известно, что тропические леса, к примеру, в большей степени подвержены внешним потрясениям, чем простые экосистемы пустынь и степей. За последние два десятилетия мировая финансовая система сильно усложнилась. С 1985 года общее число внешних финансовых потрясений, пережитых мировыми банковскими центрами (узлами сети), выросло в 14 раз, а взаимосвязи между ними увеличились в шесть раз. Финансовые продукты сами по себе стали намного сложнее. Чтобы основательно разобраться в составляющих ценной бумаги, известной как обеспеченное долговое обязательство в квадрате или CDO², инвестору нужно было бы прочитать 1,125 млрд. страниц.

Математическая биология также помогает ретроспективно объяснить, почему хеджевые фонды, которые, как полагалось, стояли в первых рядах на краю пропасти, сумели остаться целыми и относительно невредимыми. В отличие от банков, в сфере хеджевых фондов присутствуют в основном мелкие сугубо специализированные игроки - надежная структура диверсифицированной экосистемы. Лорд Роберт Мей, выдающийся математик-биолог, профессор зоологии в Оксфорде и бывший президент Британского королевского общества, основательно углубился в изучение финансовой экосистемы. По его словам, теоретикам-финансистам есть куда расти: "Чем ближе я знакомлюсь с финансовой экономикой, тем больше поражаюсь сходствам с экологической теорией 1960-х годов". Экономисты рассуждают об "эффективных" и "идеальных" рынках, напоминая Лорду Мею разговоры экологов 40-летней давности о "природном балансе", когда экосистемы, опутанные сложной сетью взаимосвязей, считались наиболее стабильными. Последующий анализ опроверг эту точку зрения: наиболее прочными являются системы, которые можно разделить на четкие компоненты, не разрушив ее целостность.

Некоторых экономистов тревожили системные риски еще до начала финансового кризиса. Банк Англии начал экспериментировать с компьютерными моделями банковской системы, как экологической модели около пяти лет назад. Американская национальная академия наук и Федеральный резервный банк Нью Йорка в 2006 году начали совместный проект по изучению параллелей между системными рисками финансового сектора и различными областями науки и техники, от экологии до проектирования и машиностроения. Однако финансовый кризис разразился еще до того, как ученые пришли к определенным выводам. Финансовое регулирование имеет много общего с управлением рыбным хозяйством, считает Лорд Мей. Последние 50 лет управление рыбным запасом осуществлялось "поштучно", с целью повышения "уровня устойчивого прироста" популяций отдельных видов рыб, таких как сельдь или треска - этот подход перекликается с регуляторным анализом рисков, который делает акцент на отдельных банках. Однако как только начались проблемы в отдельных промысловых регионах, ученые поняли, что экосистема и общий экологический контекст гораздо важнее. Нельзя защитить треску, игнорируя угрей, пикшу, моллюсков и другие вид, которые служат для нее кормом.

Еще одна полезная область, из которой финансовый анализ может позаимствовать многое - это медицинская эпидемиология. Регулирующим органам, перед которыми стоит задача взять под контроль разрушительные последствия коллапаса крупных финансовых институтов, стоит обратить внимание на то, как эпидемиологи, пытаясь пресечь распространение болезни, фокусируются на выявлении и вакцинации наиболее опасных переносчиков инфекции. Международные банковские правила, такие как Базельское соглашение II, привели к неожиданным последствиям: ограничения капитала в большей степени коснулись мелких и менее диверсифицированных банков, которые и так не представляли особого риска для системы в целом. Между тем крупные институты, являющиеся наиболее опасными "переносчиками инфекции" получили больше свободы. Проводя аналогию с заболеваниями, передающимися половым путем, Холдейн отмечает: "Базель провел вакцинацию организаций с высоким природным иммунитетом, забыв про наиболее заразных; прививку сделали добропорядочным, а беспутных подвергли интоксикации".

Интересные выводы были сделаны в результате совместной работы Дэвида Ранда из Гарварда, занимающегося эволюционной динамикой, и Николя Битла из консалтинговой компании Sciteb в Лондоне. "Фундаментальная задача регулирующего органа - гарантировать, что банки не диверсифицируются в одни и те же активы, а обеспечивают так называемую диверсифицированную диверсификацию". Использованный ими подход основан на математической модели эволюционной биологии. Он позволяет оценить перспективы попыток регулирующих органов предотвратить опасную однобокость на базе простых, глубоких и новых свойств финансовой системы. Ключевым элементом новой системы должен быть "рейтинг системного риска" по каждому классу активов, который будет вынуждать банки диверсифицироваться в разных направлениях. В плане сбора и анализа информации можно также позаимствовать опыт у эпидемиологов. Всемирная организация здравоохранения постоянно контролирует эпидемиологическую обстановку в мире с целью обнаружения признаков эпидемии опасных болезней. В случае возникновения вспышек, как, например, в случае с птичьим гриппом в 2003 году или свиным гриппом в этом году, она предоставляет правительствам, медицинским учреждениям и обществу важную информацию. Банки вполне могут последовать примеру ВОЗ. Профессор Ло из Массачусетского института технологий предложил для управления системными рисками организовать совет безопасности рынков капитала о образу и подобию Национального совета по транспорту.

Анализ экосистем - это одна из последних попыток перенести опыт математической биологии на финансовую отрасль, однако эксперты не ограничиваются только лишь биологией. Полезную информацию об обеспечении банковской стабильности можно почерпнуть у инженеров, занимающихся защитой электрических сетей. Некоторые подумывают о том, чтобы вернуться к физике, но уже на новом уровне восприятия. Теории, доминирующие в мире финансов, основаны на научных исследованиях многолетней давности. Теория эффективного рынка в общих чертах появилась в 1970-х годах и начала просачиваться в банковскую сферу в 1990-х. К этому времени научная ветвь экономики уже ушла вперед, к более гибким понятиям бихевиористской финансовой теории. Точно также принципы классической физики, управлявшие финансовым инжинирингом, уже давно уступили место более сложным теориям, таким как квантовая теория. Если биология не помогает, то, возможно, более тонкие, современные принципы физики прольют свет на мрачную науку экономики. По крайней мере, на это надеются специалисты по количественному анализу.

Новая гипотеза: почему "адаптивные" лучше "эффективных".

Экономисты всегда любили позаимствовать принципы у точных наук. В19 веке Леон Уолрас и Уильям Стэнли Джевос предприняли попытки наложить законы физики на экономическую модель. Ирвин Фишер, теоретик неоклассицизма в экономике, чьи работы 1930-х годов вновь оказались актуальными сегодня, в период кризиса, защитил докторскую диссертацию, написанную при содействии физика. Данная тенденция получила новый толчок к развитию в середине 20-ого века, когда Поль Сэмюэльсон применил к экономике математические принципы, основанные на термодинамике. Появление компьютеров позволило быстро анализировать данные, что делало изящные с математической точки зрения модели еще более привлекательными и способствовало популяризации таких концепций, как теория эффективного рынка, разработанная американским экономистом Евгением Фама. Однако большинство специалистов по биржевому анализу, использовавших такие теории и концепции для создания финансовых моделей, всегда знали о наличии в них серьезных изъянов. Например, Эмануэль Дерман, бывший физик, впоследствии работавший финансистом в Goldman Sachs, сыграл не последнюю роль в становлении моделей для производных инструментов. И все же еще десять лет назад он предупреждал клиентов Goldman Sachs о недостатках таких моделей - чтобы показать их связь с реальностью, он проводил параллель с детской машинкой и настоящим автомобилем. Дерман до сих пор относится к утверждению о том, что теорию эффективных рынков можно использовать как руководство к действию на финансовых рынках, мягко говоря, скептически. "К несчастью, теории абсолютных значений плохо работают в экономике", - написал он недавно. "Очень сложно, скорее всего, даже не возможно всегда точно предсказывать будущее. Можно догадываться о существовании пузыря, но это не поможет определить, куда пойдут рынки завтра: вверх или вниз". Однако финансисты редко столь открыто проявляли свой скептицизм. Напротив, некоторые аналитики успешно наслаждались властью, которую им давало их так называемое знание. "Дело в том, что многие банкиры всегда чувствовали некоторое беспокойство, потому что до конца не понимали, как работают эти инструменты; те же кто понимал, оказались в более выгодном положении", - отметил как-то один из банкиров.

Однако теперь, когда кризис обнажил все недостатки теории эффективных рынков и, в целом, подхода к финансовой системе, основанного на моделях, требуется масштабная смена ориентиров. Многие финансисты, аналитики и экономисты твердят в один голос, что к экономике нельзя применять упрощенные понятия, основанные на физических моделях, потому что, в отличие от атомов, люди, участвующие в экономической деятельности, могут меняться информацией и корректировать свои действия в соответствии с ней. Изменения нелинейны и неоднозначны. Дональд МакКейнз из Университета Эдинбурга говорит о том, что банкиры склонны считать модели своего рода "фотоаппаратами", фиксирующими реальный мир. Однако это скорее двигатели, поскольку наличие модели ведет к изменениям рыночного поведения, в результате которых становится невозможно предсказать будущее на основе прошлых событий.

Тем не менее, никто так и не смог придумать альтернативную интеллектуальную модель, которая смогла бы превзойти и заменить старую. Например, Джордж Сорос, бывший управляющих хеджевым фондом, считает, что участники рынка должны свыкнуться с мыслью о "рефлексивности", признать, что рынки меняются под влиянием действий его участников, и осознать, что модель - это двигатель, а не фотоаппарат. К сожалению, теорию рефлексивности на практике довольно сложно превратить в учебник по инвестированию или в стратегию. Таким образом, многие экономисты идут за идеями в другие отрасли науки, помимо физики, в частности, в биологию. Профессор Эндрю Ло разработал теорию адаптивного рынка, попытавшись отразить в своих финансовых моделях принципы эволюции - конкуренцию , адаптацию и естественный отбор. Профессор Ло уверен, что некоторые черты человеческого поведения, такие как избежание убытков, чрезмерная самоуверенность, неадекватная реакция и прочие особенности, недооцениваемые упрощенными моделями, на самом деле, имеют в основе своей разумное зерно. Эти аспекты человеческого поведения не вполне согласуются с традиционным представлением о "человеке экономическом" (homo economicus), однако, возможно, именно они являются оптимальными стратегиями, сформированными в результате длительного процесса эволюции. По его словам, человеческий мозг имеет черты млекопитающих и рептилий, при этом в различных ситуациях доминируют его различные свойства. Ло уверен, что цены отражают не только информацию на рынке, но и глубоко укоренившиеся и медленно эволюционирующие отклонения, вносимые человеческим фактором.

По материалам The Financial Times Источник: ProFinance.Ru - Новости рынка Форекс