Джон Мейнард Кейнс высказал гениальную мысль: "Идеи экономистов и политических философов, как верные, так и неверные, оказывают намного большее влияние, чем принято считать. Практики, считающие себя неподверженными какому-либо интеллектуальному воздействию, как правило, являются рабами теорий умерших экономистов". Однако, по всей видимости, большая опасность заключается совсем в другом: практики, нанятые для разработки политических решений на службу в Центробанки, органы государственного регулирования, правительства и отделы управления рисками в финансовых институтах, склонны к использованию упрощенных версий основных убеждений экономистов, которые, фактически, живее всех живых. На самом деле, по крайней мере, в финансовой экономике, грубая версия теории равновесия пришла популярность в годы до финансового кризиса, утрвеждая, что рынок - это лекарство от всех болезней, а лишенное философского осмысления математическое совершенство - ключ к эффективному управлению рисками. Институты представили убедительную теорию самоуравновешенной системы - среди них и Международный валютный фонд со своими обзорами мировой финансовой стабильности.

Соответственно, всего за 18 месяцев до начала кризиса, в Обзоре мировой финансовой стабильности за апрель 2006 года было одобрительно зафиксировано "растущее признание того, что рассеяние кредитных рисков в более широкой и разнообразной группе инвесторов… способствовало улучшению гибкости банковской и финансовой системы. О таком улучшение гибкости свидетельствует сокращение случаев банкротств банков и увеличение стабильности кредитования". Другими словами, завершение рынка было ключом к формированию более безопасной системы. Таким образом, при расчетах "рисковых сумм" управляющие рисками в банках применяли техники вероятностного анализа, не озадачиваясь тем, действительно ли выборки последних событий позволяют сделать убедительные выводы касательно возможного распределения будущих событий. А в органах государственного регулирования, как, например, в Управлении по финансовому регулированию и надзору Великобритании, не просто придерживались того убеждения, что финансовые инновации и повышенная ликвидность рынка представляют собой ценность, так как обеспечивают завершение рынков и способствуют улучшению обнаружения цены - это убеждение было частью институциональной ДНК.

В этой системе убеждений, конечно, не исключалась вероятности рыночной интервенции. Однако в ней определялись характер и допустимые пределы интервенции. К примеру, положение о защите розничных покупателей иногда могло быть соответствующим: требования к раскрытию информации помогают избежать ассиметричного распределения информации между бизнесом и покупателями. Аналогично, исполнение положения о предотвращении злоупотреблений правилами деятельности на рынке было вполне оправданным, потому что все самые рациональные и разумные управляющие также могут быть жадными, коррумпированными или даже криминальными. Любое постановление, нацеленное на увеличение прозрачности рынка, было не просто приемлемым, а являлось основным принципом доктрины, так как прозрачность, наряду с финансовыми инновациями, как полагалось, была призвана оптимизировать рынки, а также повысить ликвидность и улучшить формирование цены. Однако система убеждений регуляторов и политиков в наиболее продвинутых в финансовом отношении странах, как правило, не учитывала вероятность того, что рациональное стремление к прибыли среди профессиональных участников рынка может создать рентоориентированное поведение и финансовую нестабильность вместо социальных выгод - даже при том, что несколько экономистов четко объяснили, почему такое может произойти.

Таким образом, суть общепринятого среди политиков суждения заключалась в том, что законными являются только те интервенции, которые направлены на идентификацию и устранение весьма специфических дефектов, препятствующих достижению нирваны рыночного равновесия. Прозрачность имела существенное значение для снижения информационных затрат, однако, в идеологии не признавалось, что информационные дефекты могут быть столь глубокими, что их устранение не представляется возможным, и что некоторые формы торговой активности, несмотря на всю свою прозрачность, На самом деле, экономист Колумбийского университета Джагдиш Бхагвати в своем известном эссе под названием "Миф капиталистов" ("Capital Myth") в журнале Foreign Affairs рассказал о комплексе "Уолл-Стрит/Минфин", который объединяет интересы и идеологии. Бхагвати утверждает, что это слияние помогло процессу либерализации потоков краткосрочного капитала превратиться в символ веры, несмотря на убедительные теоретические основания для соблюдения осторожности и незначительные практические доказательства выгоды. Кроме того, интересы и идеология определенно сыграли роль и в более масштабном триумфе принципов финансового дерегулирования и оптимизации рынка.

Чистые интересы, выраженные через мощь лобби, безусловно, были важны для нескольких ключевых мер дерегулирования в США, политическая система и правила финансирования избирательных кампаний которых особенно приспособлены к влиянию отдельных лоббистских группировок. Интересы и идеология зачастую взаимодействуют таким образом, что эту взаимосвязь весьма сложно разрушить, при этом влияние интересов достигается через бессознательно принятую идеологию. Финансовый сектор контролирует не относящуюся к учебе занятость профессиональных экономистов. Так как они всего лишь люди, склонны неявно поддерживать или, по крайней мере, не слишком агрессивно пропагандировать общепринятое убеждение, которое служит интересам отрасли, хотя при строгой независимости они имеют свое мнение по конкретным вопросам.

Теории эффективности и оптимизации рынка убеждают высшее руководство крупнейших финансовых институтов в том, что неким неявным образом они выполняют работу Бога, даже если на первый взгляд кажется, что некоторые составляющие их торговой деятельности относятся к разряду обычной спекуляции. Для эффективного регулирования соответствующим органам необходимо нанимать экспертов в отраслях промышленности, но отраслевые эксперты практически непременно будут разделять скрытые предпосылки отрасли. Понимание этих социальных и культурных процессов само по себе может стать важным объектом нового исследования. Однако не следует недооценивать важность идеологии. Сложными общественными институтами, образующими политическую и регулятивную систему, невозможно управлять без набора идей, достаточно комплексных и внутренне совместимых, чтобы заслужить интеллектуальное доверие, но достаточно простых, чтобы стать реальной основой для оперативного принятия решений.

Такие руководящие принципы наиболее убедительны, когда предлагают четкие ответы. А философия, в которой утверждается, что финансовые инновации, оптимизация рынка и увеличение рыночной ликвидности всегда и по определению выгодны, предлагает четкое основание для децентрализации регулятивной власти. В этом, по всей видимости, и состоит сложнейшая задача на будущее. Ибо, в то время как докризисное упрощенное суждение предлагало набор ответов, в основе которых лежала комплексная интеллектуальная система и методология, реально полезное экономическое мышление должно обеспечить понимание множества частных аспектов на базе разнообразных политических подходов. Будем надеяться, что практики усвоят этот урок.

Адэр Тернер - председатель Управления по финансовому регулированию и надзору Великобритании и член Палаты лордов.

Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate Источник: ProFinance.Ru - Новости рынка Forex