Почему широко освещаемые экономические споры так быстро сводятся к переходу на личности? Возможно, самым известным из недавних примеров является кампания нобелевского лауреата Пола Кругмана против экономистов Кармен Рейнхарт и Кеннета Рогоффа: он быстро перешел от разбора ошибки, допущенной в одном из исследований к обвинениям относительно их приверженности академической прозрачности. Для тех, кто знает этих двух выдающихся международных экономистов так же хорошо, как и я, очевидно, что эти голословные утверждения следует пропустить мимо ушей. Но паранойя явно набирает обороты - опасная тенденция. Отчасти это связано с тем, что экономика – не точная наука; в ней существуют исключения почти ко всем моделям поведения, которые экономисты принимают как данность. Например, экономисты считают, что при повышении цен на товары спрос на них снизится. Но исследователи экономики, несомненно, вспомнят случившееся в прошлом, неожиданное столкновение с "товарами Гиффена", которое нарушило привычную модель. Если тортильи подорожают, бедный мексиканский работяга может начать есть их чаще, поскольку ему придется сократить расходы на более дорогую еду, например, мясо.

Подобные "нарушения" встречаются повсюду. Зачастую потребители ценят товар выше, когда его цена растет. Возможно, отчасти это связано со статусом. Дорогие механические часы ручной работы могут показывать время не точнее модели из дешевого кварца; но немногие могут себе их позволить, поэтому их покупка свидетельствует о состоятельности владельца. Подобным образом, инвесторы сбегаются в акции, которые поднялись в цене, поскольку они обладают "динамикой". Дело в том, что экономическое поведение состоит из множества компонентов и может различаться среди индивидов, на протяжении времени, в товарах и культурах. Физикам не нужно знать поведение каждой молекулы, чтобы предсказать поведение газа под давлением. Экономисты не могут быть так уверены. В некоторых условиях поведенческие отклонения личностей уравновешивают друг друга, что делает толпу более предсказуемой по сравнению с индивидами. Но в других условиях индивиды влияют друг на друга так, что толпа превращается в стадо, ведомое несколькими людьми.

Этим сложности не ограничиваются. Экономические институты могут оказывать различное влияние в зависимости от своей квалификации. В преддверии финансового кризиса 2008 года макроэкономисты часто не учитывали финансовый сектор в своих моделях развитых экономик. В отсутствие значительных финансовых кризисов со времен Великой депрессии было удобно, что финансовые системы работают на заднем фоне. Упрощенные подобным образом модели предполагали политику, которая, казалось бы, неплохо работала - то есть работала до тех пор, пока ее поддерживала система. И в системе произошел сбой, поскольку стадное поведение - вызванное политикой - нанесло ей непоправимый вред. Итак, почему бы не позволить фактам, а не теории встать у политического руля? К сожалению, получить неоспоримое доказательство причинно-следственной связи непросто. Если высокий уровень национального долга связан с вялым экономическим ростом, то происходит ли это, потому что чрезмерный долг препятствует росту, или потому что вялый рост вынуждает страны накапливать еще больший долг?

Многие эконометристы построили свою карьеру на том, что научились искусно устанавливать направление причинно-следственной связи. К сожалению,  многие из этих методов не применимы к наиболее важным вопросам, с которыми сталкиваются экономические политики. Таким образом, факты не всегда говорят нам о том, стоит ли стране, находящейся в затруднительном положении, выплатить свой долг или больше занимать и инвестировать. Кроме того, то, что кажется очевидными и здравыми политическими решениями, слишком часто приводит к непредвиденным последствиям, поскольку в отличие от физики, политические цели - не пассивные объекты, а активные агенты, которые реагируют непредсказуемым образом. Например, контроль над ценами, а не их снижение  зачастую приводит к дефициту и возникновению черного рынка, на котором контролируемые сырьевые активы стоят значительно дороже.

Все это подразумевает, что экономическим политикам необходима огромная доза скромности, открытости для различных альтернатив (включая возможность того, что они ошибаются) и готовности к экспериментам. Это не означает, что наше экономическое знание не может нас направлять, только ссылаться на то, что работает в теории - или работало в прошлом или где бы то ни было - следует с соответствующей долей сомнения. Но экономистам, которые активно привлекают общественность, непросто влиять на сердце и разум, оценивая чей-то анализ и ограничиваясь чьими-то рекомендациями. Уж лучше неуклонно отстаивать результаты чьей-то научной работы, особенно если полученные ученые награды свидетельствуют о компетентности этого человека. Не самый плохой подход, если он приводит к более острому общественному обсуждению.

Тем не менее, обратная сторона подобной уверенности заключается в том, как эти экономисты взаимодействуют с противоположными мнениями. Как убедить своих переполненных энтузиазмом поклонников, если другие, такие же квалифицированные экономисты, принимают противоположную точку зрения? Нередко путем легкого влияния становится оспаривание мотивов и методов другой стороны, а не признание и сомнение в ее аргументации. Вместо того, чтобы выйти на публичный диалог и обучить общественность, они оставляют ее в неведении. Это отбивает охоту у молодых, менее квалифицированных экономистов вступать в публичное обсуждение. В своем колоссальном исследовании столетий государственного и суверенного долга обычно очень осторожные Рейнхарт и Рогофф допустили ошибку в одном из своих документов. Эта ошибка не в их удостоенной премии книги 2009 года и не в последующем прочитанном многими отчете, который ответил на академические прения относительно этой работы.

Исследование Рейнхарт и Рогоффа открыто демонстрирует, что рост ВВП замедляется при высоких уровнях государственного долга. Несмотря на существование оправданных споров относительно того, означает ли это, что высокий уровень долга приводит к вялому росту, Кругман решил поставить под сомнение их мотивы. Он обвинил Рейнхарт и Рогоффа в том, что они преднамеренно не предоставляют открытый доступ к данным. Рейнхарт и Рогофф, потрясенные этим обвинением, которое равносильно обвинению в научном обмане, выпустили осторожное опровержение, включающее онлайн-доказательства того, что они не замалчивали данные. Справедливости ради, стоит отметить, что учитывая сильную и общественную позицию Кругмана, он не раз заслуженно подвергался личной критике. Возможно, параноидальный стиль в общественных обсуждениях, концентрирующийся на мотивах, а не на сути, - это успешная оборонительная тактика против бешеных критиков. К сожалению, он также приводит к еще более обоснованным разногласиям. Быть может, уважительные экономические дебаты возможны только в научных кругах. Публичному обсуждению до этого далеко.

Рагхурам Раджан

Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate